Чтоб я так жил!

Утром он проснулся с ощущением странной уверенности в том, что сегодня с ним произойдет нечто важное, случится какое-то чудо. Потому-то и пришел сюда. «Может, не встречу Риту, зато голос вернется?»

Но в синагоге было тихо и уныло. Ни малейших признаков предстоящего чуда.

Согласно правилам иудаизма, служба в синагоге может проходить только при условии, что здесь соберется не менее десяти мужчин. Но пока мужчин было лишь девять, включая Феликса. Поэтому присутствующие  то и дело бросали нетерпеливые взгляды на наружную дверь, в ожидании, когда же придет еще хоть один – пусть калека, пусть хоть психически больной – но мужчина.

Вошел гигант, поправляя на ходу подтяжки, поддерживавшие его широкие, испачканные краской, штаны. Мужчина теребил тяжелую связку ключей, подвязанных к его ремешку. Похоже, он здесь был чернорабочим.

– Шимон, сколько можно тебя ждать? – зашипел на него кто-то из присутствующих.

Он оказался десятым, и служба, наконец, началась.

Старик в мятых штанах и длинной дырявой кофте, раскачиваясь над свитком Торы, запел.

Трудно было предположить, что у этого внешне опустившегося пожилого человека такой сильный голос и такие глубокие, сильные чувства.

– «Шма-а, Исраэ-эль! Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь – един есть!..»

Синагога постепенно наполнялась людьми.

Феликс слушал это чарующее пение и думал про бабушку Аню, вернее, не думал, а чувствовал здесь ее присутствие. Будто бы она сидела сейчас там, в правом притворе, вместе с другими женщинами. А перед ним на скамейке сидели два его дела, погибших на фронте. И его прадеды здесь тоже сидели. И мама сейчас была в этой синагоге, и отец. И бегало вокруг много детей.

Феликс вспоминал слова бабушки Ани о том, что все – живые и ушедшие, здоровые и больные – должны молиться друг за друга, молиться, не переставая, пока Бог не услышит…

– Феликс бен Иосиф! – громко, на весь молельный зал, вдруг произнес раввин имя Феликса, вызывая его читать Тору.

Вздрогнув от неожиданности, Феликс поднялся и направился к кафедре, на которой лежал расчехленный свиток.

В синагоге, во время утренней субботней службы, Тору читает не только кантор и раввин, но и любой из присутствующих мужчин, которого вызывают. Это – большая честь и большая ответственность – возвещать собравшимся Слово Божье.

Прокашлявшись, Феликс посмотрел на вязь черных мелких буковок, тянувшихся по белому пергаменту свитка. Рядом со свитком лежала листок бумаги, где та же молитва была написана русскими и английскими буквами, специально для тех, кто не читал на древнем иврите. Феликс стал читать – сперва по-русски, но затем рискнул с оригинала. Надо же – он помнит древний иврит! Из каких только глубин памяти всплывают в сознание, казалось бы, давным-давно забытые слова! «Эхей шломо рабо мин шмайо…» Иногда, правда, запинался.

Facebooktwitter