– Подожду, пока они закончат, чтобы не делать крюк.
Видимо, ей хотелось немного поболтать, поэтому и не уходила.
–  Нелегко Вам с моей бабушкой?
– Поначалу было трудно, потом привыкла. А в последнее время даже как-то полюбила ее. Однажды и совет у нее попросила, – София мельком взглянула на Натана, словно решая, можно ли ему открыть кое-что личное. – У меня были нелады с мужем, едва не дошло до развода. Спросила и вашу бабушку, как мне быть. Спасибо ей, подсказала… – она сделала неглубокую затяжку и выпустила струйку дыма. – Очень она за вас переживает: и что ребенка у вас нет, и что мало денег зарабатываете своими книгами.
– Что поделать, не все в нашей воле. Знаете, мне хочется у вас кое-что спросить, вернее, рассказать…
Натану все не давали покоя слова Фейги. Баба Лиза – доносчица! НКВДистка! Из-за нее люди попадали в тюрьмы! А ведь это правда, правда…
Об этой темной страничке биографии Елизаветы Марковны знали в семье. Но для всех остальных – друзей и знакомых – это оставалось неизвестным.
Дело было в Бишкеке, куда она эвакуировалась во время войны. Занесло, так сказать, из центра Европы к самым предгорьям Тянь-Шаня. В войну Бишкек (тогда он назывался Фрунзе) стал городом ссыльных: российских немцев, татар, турок – словом, всех «неблагонадежных» народностей. Для органов там было работы невпроворот. Еще бы! Кто же из особистов хотел идти на фронт, если можно было раскрывать опасные государственные заговоры на окраине сталинской империи, в горах Тянь-Шаня?
Бабу Лизу пригласили в НКВД: «Вы, Елизавета Марковна, женщина умная, красивая, имеете почти законченное высшее образование. Наверное, будете удивлены, узнав, что в городе окопалось немало антисоветских элементов. В такое тяжелое время, когда весь народ… Мы кое в чем подозреваем Вашего старшего бухгалтера, товарища Н. Вернее, не до конца верим в его честность и благонадежность перед Родиной. Вот Вам тетрадка. Вы в нее, пожалуйста, записывайте все выражения Н., которые Вам покажутся странными. Вот и все. А у Вас, если не ошибаюсь, четырехлетняя дочка на руках. Девочке нужно хорошо питаться. И в доме должно быть тепло, нужны дрова. И лекарства нужны. Вы же сами знаете, как часто теперь умирают дети… Отказаться от нашего предложения, конечно, Вы можете, Ваше полное право… Зачем же Вы так сразу отрицательно качаете головой? Вы нам показались женщиной умной. Неужели мы в Вас ошиблись? Подумайте хорошенько еще раз. Кстати, один товарищ, очень сознательный, написал нам письмо, где упомянул и Вас тоже. Очень любопытное письмо…»
И так, не спеша, то ласковым тоном, то грубым. С потухшей папироской в пепельнице. С пачкой «Беломора» на столе. А в окошке, за его спиной, – деревья, солнышко. И какое-то загадочное письмо от сознательного товарища. И малая дочка. И от мужа никаких вестей.
Говорят, расстрелы там, в Вильнюсе, за каждого пойманного еврея немцы дают десять рублей, но литовцы выдают их бесплатно. Вранье, конечно. Но какое-то предчувствие, что овдовела. В двадцать три года… И папироска снова прикурена. А вот как отведет сейчас в камеру! И там… «А Вы женщина молодая, красивая…»