Фавор или Бабушкин Внук

Он поездил по стране. Конечно, побывал в Иерусалиме. Прикоснулся к холодным, гладким камням Стены Плача, воткнул туда и свою записку, и записку бабы Лизы. (Хоть и подмывало любопытство, но записку бабушки не прочел.) Попросил у Всевышнего, понятно чего: ребенка, – в сравнении с девяностолетней Саррой, Аня – еще девочка; попросил и новых книг, чтобы вдохновение не покидало. Даже и про бабу Лизу попросил – чтобы смогла ходить. Побывал и в Иудейской пустыне, и на Голанских высотах. Записями и пометками исчеркал несколько блокнотов.
…А в Афуле пели горлицы. И в небе грозно гудели турбинами истребители F-16, направляясь куда-то на север, в сторону Ливана. И было непонятно, летят ли они бомбить или это пока только обычный учебный полет.
Еще один теракт был совершен в Иерусалиме – араб в хасидской одежде взорвал автобус. Оказывается, одеяние хасида очень удобно для совершения теракта: под лапсердаком легко прятать взрывчатку. Никаких подозрений. А пейсы можно приклеить. По телевизору – все крупным планом: кровь на разбитых стеклах, носилки с убитыми и ранеными, хасиды в перчатках, собирающие на месте взрыва останки в специальные мешочки. Все должно быть сохранено, каждая частичка тела еврея, кстати, и не еврея тоже – каждая косточка, каждый суставчик, – все в мешочек. Потому что когда придет Мошиах, а придет Он, не сомневайтесь, начнется всеобщее воскресение. Тогда – не сомневайтесь, пожалуйста, верьте и этому, – косточка соединится с косточкой, мышца – с сухожилием, все стянется, свяжется и в один миг предстанут пред лице Мессии народы, – все, со времен основания мира. И начнется новая, удивительная эра, новая жизнь. Не такая, как сейчас, а жизнь иная, какая должна быть, настоящая. И будут рядом мирно лежать ягненок с барсом, а волк с козленком. И не будет врагов, ненависти, крови. Земля перестанет производить тернии и волчцы. И потекут реки меда и молока. Все это произойдет непременно, быть может, даже завтра утром, или сегодня вечером…
Но пока, увы, приходится хоронить погибших, еще троих. Двоих – сегодня вечером, одного – завтра утром. Что-то говорят по телевизору их родные. Отцы, братья и мужья в ермолках читают Кадиш скорбящих*. Плачут жены, сестры, матери, отрезая на кладбищах от черных своих платьев кусочки воротников. Раввины молятся. Премьер-министр выражает соболезнование. Завтра утром будут хоронить еще двоих. Почему двоих? Ведь осталось последнего, третьего? Все правильно, но еще один скончался в госпитале от ран, не спасли. А-а…
Снова – отец или брат – по телевизору, по радио, в приемниках автомобилей – читает Кадиш. Матери и жены надевают черные платья. Висят эти проклятые черные платья в шкафах. Хочешь или нет, надеть все равно придется.
Все звонят друг другу – в Хедеру, Тель-Авив, Ашдод. «Твои все живы? Никто не ранен? Слава Богу, Барух Ашем!..» У каждого магазина на входе – охранники. Обыскивают входящих, «прозванивают» детекторами, заглядывают в сумки, в глаза.


*Кадиш – еврейская поминальная молитва

Facebooktwitter