– Они мытые? – спросила мама.
– А то как же.
Убитый, я взял кулек.
– А сказать спасибо? – напомнила бабушка.
– Спа-си-бо.
– Пошли играть, – Аллочка тихонько потянула меня за руку.
– Куда вы идете? – встрепенулась мама.
– Мы немножко, возле дома, – взмолился я.
– Нет, – твердо сказала мама.
Я опустил голову. Слезы снова закапали из глаз. Что за невезенье такое. Настоящий черный день.
– Пусть идет. Или привяжи его к своей юбке, – решительно произнес папа. Посмотрел на меня и вдруг подмигнул – как взрослому.
– Ладно. Но играть только возле дома. И прошу – не лезь никуда.
Мы с Аллочкой направились к двери.
– Валя, как у тебя? – раздался за спиной голос бабушки.
– Плохо, Хана Ароновна. Обещал не пить, а сегодня с утра как ушел, так до сих пор и не появился. Значит, опять где-то пьянствует.
Но мы с Аллочкой уже бегали по двору, и печали взрослых
3
Темнело, а папа все не возвращался с работы. На улице зажегся фонарь. Под его металлическим абажуром пролетела летучая мышь. Не дожидаясь маминого зова, я вошел в дом.
– Где же он? – вполголоса говорила мама, то и дело поглядывая на часы.
Бабушка сидела молча на диване и штопала носки. Иголка, словно челнок, ныряла и выныривала, и дыра постепенно стягивалась. Хватает же у бабушки терпения колдовать над каждой дыркой!
– Наверное, задержался на заводе, ведь конец месяца, – голос бабушки звучал, однако, неуверенно. Исподлобья, чтобы мама не видела, она тоже бросала взгляды на часы. – Ну-ка, втяни нитку, – порой просила меня.
– Может, поехать к нему на завод? – мама ходила из угла в угол.
Громче тикали часы.
– Ну слава Богу! – воскликнула она, когда хлопнула наружная дверь.
Как по команде, мы все поспешили туда.
– Что случилось? Мы тут с ума сходим… – начала, было, мама и осеклась.
Папа стоял, опершись на стену, и глупо улыбался. Ворот его рубашки съехал в сторону, верхние пуговицы были расстегнуты.