ххх

– Ничего не понимаю. Все мужчины – бандиты, все женщины – проститутки. Кошмар, да и только, – баба Лиза отложила закрытую книгу. На салфетку рядом опустила свою большую лупу с черной пластмассовой ручкой. – Неужели это кто-то читает?
– Да, читают. Ты немного отстала от жизни, бабушка. В моих книгах еще все изображено романтично, даже старомодно.
– Не понимаю и понимать не хочу, – перебила она. – Все ваше современное искусство – одна порнография. И в телевизоре тоже сплошная порнография: все прыгают, визжат и дрыгают ногами. Моя бы воля – разбила бы этот телевизор и сожгла бы все ваши современные книги, – она приблизила к глазам согнутую в кисти руку, посмотрела на часы.
Зал уже опустел. Клетка с канарейкой была завешена. Уборщица вытирала столы.
– Ты молодец, что начала ходить, – Натан вдруг взял руку бабы Лизы. Хотел сказать ей о том, как гордится ею.
Она улыбнулась. Посмотрела на него так, будто увидела впервые:
– У тебя появились седые волосы. Ты очень… – запнулась, как будто не могла подобрать нужное слово. – Ты очень изменился за последние годы. Стал более терпимым к людям. Стал мужчиной… – накрыла его руку своей ладонью. – Ладно, уже поздно. Тебе пора идти. А меня уже Фейга ждет. Будем с нею вести ночные дебаты о том, кто какой грех в жизни совершил. Нам есть о чем вспомнить. Будем каяться. Может, Бог услышит. Услышит, как считаешь? – в ее голосе как будто звучала скрытая тревога.
– Не знаю. Должен услышать.
– Представляешь, иногда с ней так разговоримся, так распереживаемся, что потом не можем заснуть. Ворочаемся до утра. Нужно попросить Суру, чтобы увеличила мне дозу снотворного.
– Ты пойдешь сама или тебя отвезти? – спросил он.
– Повези. Я сегодня уже находилась за день. Устала.
Натан помог бабе Лизе осторожно переместиться из обычного кресла в инвалидную коляску. Повез ее по коридору в палату. Смотрел сверху на ее маленькие, опущенные плечи под халатом. На ее седые, редеющие волосы. Теперь, когда был взят обратный билет на Нью-Йорк, о чем баба Лиза еще не знала, он испытывал к ней сильную жалость и даже новое чувство, похожее на любовь…
Здесь, в доме престарелых, он впервые с предельной ясностью осознал то, что бабушка не бессмертна. Что и он тоже, как и другие люди, независимо от возраста, – ВСЕ стоят перед великой тайной Вечности. И в свете этого «открытия» такими нелепыми, мелочными, глупыми! – теперь казались ему все его прежние обиды, претензии, скорые суды…
По дороге Елизавета Марковна бросала взгляды в раскрытые двери других палат-квартир – любопытно, что делается у соседей?