Шапочка качалась на волнах, ее слегка перебрасывало в направлении берега, но она быстро тяжелела, напитываясь водой.

– Вот так. Осталась фея без короны, – пошутила Джен, поправив растрепанные волосы.

– Подержи, – не раздумывая, я отдал Джен свою куртку, мобильник и портмоне.

Перелез через перила. Держась одной рукой за трубу, другую вытянул вперед, чтобы ухватить шапочку. Не дотянулся.

– А-а, черт с ним! – сев на край бетонного парапета, я опустил ноги и, осторожно, как мог, спустился в воду. Мои ноги быстро коснулись дна.

Вода была не холодной, для февраля. А главное – неглубокой – мне по пояс.

Сделав несколько шагов в воде, я схватил уже почти скрывшуюся под водой красную шапочку и пошел назад. Взобрался обратно на пирс. Рубашка намокла по грудь, брюки и ботинки, понятно, были совершенно мокрые и тяжелые, словно из бетона.

Джен покраснела от смущения, принимая из моих рук свою мокрую шапочку, которая надо сказать, сейчас имела вид половой тряпки.

Набросив мне на плечи мою куртку, Джен суетилась, словно медсестра, которая собирается оказать пострадавшему первую медицинскую помощь.

– Не переживай, все нормально, – бодро сказал я.

Мое заключение о том, что вода не холодная, было несколько преждевременным. В ногах, животе и паху быстро становилось холодно.

– Надо ехать домой, немедленно домой! – твердила Джен, когда мы с ней, покинув пирс, быстро шли к машине.

– Да, да, поехали домой, – я открыл дверцу, завел мотор и включил печку.

– Ты ведь можешь заболеть бронхитом или, не дай Бог, воспалением легких. А все из-за твоей глупости! – она забрала с заднего сиденья свои пакеты с вещами.

– Разве ты не поедешь со мной? – спросил я.

Ее раздумье длилось несколько секунд:

– Нет. Ты езжай, а я себе вызову такси.

Вопреки ее прогнозам, я не заболел, предотвратив серьезную простуду и бронхит проверенным русским лекарством – стаканом водки.

…С того дня в наших отношениях с Джен мало что изменилось. Правда, она больше не просила меня никуда ее отвезти – ни в ателье, ни в супермаркет. Справлялась сама.

Но я хорошо помнил, как там, на пирсе, блестели ее глаза; и я знал, что этот блеск исходит из самого потаенного уголка женского сердца и предвещает, что это сердце теперь будет покорено.

Поэтому я совсем не удивился, что с тех пор уважаемый «доктор ухо-горло-нос» крайне редко заходил в кабинет Джен и не мешал нам во время супервизий.