Какой жест! А старик-то, оказывается, бывший офицер царской армии, после Гражданской войны оказался в Харбине. Во время конфликта на КВЖД китайцы, перебив ему ноги, выдали его большевикам. Тюрьма, побег из лагеря, снова Маньчжурия. Он имел великолепный голос, пел на клиросе, потом стал священником. Но мытарства отца Константина Заневского еще не закончились: впереди ожидали бегство от Красной Армии в Японию, американский оккупационный лагерь, иммиграция в США.

Девяностосемилетний иерей Константин пытается мне что-то сказать, но нельзя разобрать ни слова – у него полностью сел голос. Теперь о его жизни могут поведать только висящие на стене комнаты фотографии, на одной из которых подтянутый молоденький офицер с аккуратно подстриженными черными усиками.

…В трапезную входит седовласая крохотная женщина. Она приветствует меня легким наклоном головы и подает руку для пожатия:

– Баронесса Елена Петровна Врангель.

– Вы – дочка того самого барона Врангеля?

В моей голове начинают мелькать воспоминания о дворцах Петергофа, кружится карусель титулов: бароны Остзейские, графы Трубецкие, князья Долгоруковы… Неожиданно словно раздается стук печатной машинки и скрипучий голос диктует: «Крым должен быть взят любой ценой. Ульянов-Ленин»…

– Извините, я сейчас занята, зайдите, пожалуйста, ко мне попозже.

 

* * *

 

В священнике есть нечто необычное. В самом факте его существования на Земле. Думаю, даже у отпетого атеиста где-то на краю под- или сознания существуют некий мистический страх и благоговение перед представителем духовенства. Наверное, это объясняется тем, что к Тому миру священник ближе, чем мы, простые смертные. А перед миром иным все мы в большей или меньшей степени испытываем трепет.

– О себе, собственно, рассказывать нечего, – отец Александр подливает в чашки чай. Ставит чайник на деревянную подставку, трогает его рукой. Его большая грубая ладонь вовсе не похожа на ладонь пианиста или скрипача. – Управляю этой обителью уже сорок лет. Здесь, думаю, и умру. Конечно, порою хочется вернуться в Россию, но, видимо, так угодно Господу, чтобы я был здесь. Да и могу ли я все оставить?