Пришла судья и зачитала «Клятву верности». Двести человек повторяли за нею слова, далеко не всегда понимая их значение. Иммигранты становились гражданами. God bless America – «Бог, благослови Америку»…

Алексей поглядывал на стоящих рядом своих родителей, тоже присягавших на верность США. Оба – отец и мать – держали правую руку на сердце и говорили о том, что «если понадобится, то они готовы с оружием в руках защищать эту страну». Было в этом что-то комичное и до боли трогательное. Два старика, когда-то пережившие эвакуацию, голод, нужду и унижения, в прошлом – патриоты той страны, отдавшие той стране все силы и молодость, на склоне лет приехали в Америку, где их подлечили, дали им хлеб и кров, и теперь они клянутся защищать Соединенные Штаты с оружием в руках…

ххх

И снова полный судебный зал. Всё – как вчера. Прокурор, подсудимый, двенадцать присяжных с уже унылыми лицами. Впрочем, произошли некоторые малозаметные изменения. Публика рассортировалась: скамейки в правом крыле занимали журналисты и агенты ФБР, в левом – братва.

Маханьков внимательнейшим образом изучал прессу. Целый ворох свежих русских газет лежал перед ним на столе. Он периодически делал какую-то пометку на листе бумаги и недовольно цокал языком. А порою читал и улыбался. Кто знает, может, испытывал какое-то особое тщеславное наслаждение этот маленький крысоподобный человечек. Ведь имя-то его как громыхнуло – от Вашингтона до Москвы, от одного океанского побережья до другого!

В зал вошли двое итальянских громил. Приблизившись к перегородке, посмотрели на крестного отца русской мафии. Ха! Шуму-то. Разве это дон? Это же – бамбино, блоха, такого можно и ногтем раздавить. Вечно эти газетчики наплетут: дескать, русская мафия в Нью-Йорке скоро вытеснит итальянскую. Передернув могучими плечами и презрительно хмыкнув, итальянцы вышли – этажом выше слушалось дело одного капо из мафиозного клана Готти.

– Судья входит в зал. Просьба встать! – рявкнул маршал.

И потянулись, потекли бесконечные допросы и показания.

Алексей делал пометки в блокноте. Украдкой поглядывал на Маханькова, вокруг которого словно расходилось магнетическое поле страха. Многие свидетели, жертвы, даже подельники почему-то смотрели куда угодно, только не на него.

Раздражал Алексея, однако, не только страх. Досадно было за коллег-журналистов, которые потихоньку перемещались с одних скамеек, где сидели агенты ФБР, на другие – к небритой братве. Чутье им подсказывало, на какой стороне выгодней. Уже вместе с ними пили и закусывали в барах, брали авансы за «правильные» статьи и будущие книги, за вранье, за трусость.