Судебные репортажи Алексея становились всё злее. Он, что называется, включился на полную: брал интервью, публиковал раздобытые документы, относящиеся к делу, выступал на радио. Его статьи об этом процессе перепечатывали многие русские издания в США и России, и даже – в переводе, с его согласия и с хорошими гонорарами – американские. Все это льстило, вдохновляло на новые журналистские подвиги…

Исчез один русский журналист. Его статьи были смелыми и дерзкими. И вдруг – молчание. Поползли слухи, что якобы его избили. Сломали ему пару ребер. Сейчас лежит в госпитале.

– За что ж его так?

– А шоб другим неповадно было.

– Чепуха. Он скрывается. ФБР взяло его на спецпрограмму.

– А что за программа?

– Вы разве не знаете? Изменят ему внешность, выдадут новые документы и запрут в какую-нибудь дыру в Техасе. Станет фермером, бу-га-га!

– Фэбээрщики – отпетые мерзавцы.

– А в Москве, слышали, опять кого-то на тот свет.

– Не кого-то, а банкира.

– Туда ему и дорога…

ххх

Поздно вечером Алексей возвращался из редакции домой, в тишине гулко отзывались его шаги. Жесткий ветер сек лицо. В окнах домов горел свет. Там, за светлыми окнами, уютно, тепло. Через несколько дней к нему переедет Лиза, и в его доме тоже воцарятся покой и уют.

Скорей бы закончился этот проклятый суд. Еще недавно все эти воры и доны Алексея вовсе не интересовали. И неожиданно – задело. Да, страшно. Противно. Но кто же тогда будет писать правду? Кто? Только один журналист из Москвы и он, Алексей, стараются писать об этом честно. Честно. Честь. Вот в чем дело, оказывается. Вот откуда смелость. Вот откуда презрение.

В кармане Алексей нащупал ключи. Вдруг остановился. На дороге, напротив его дома зажглись фары машины. Завелся мотор, бахнуло из выхлопной трубы. Машина, рванув с места, умчалась.

Алексей смотрел ей вслед – задние фары, быстро уменьшившись до размеров двух точек, свернули на повороте. Он разжал кулак с ключами, нахмурился. Ерунда, показалось. Мало ли машин останавливается на этой пустынной улочке.