– Вот наказание!

Дорогу перегородила снегоуборочная машина, возле которой работали мужчины в комбинезонах.

Михаил пошарил по карманам и, не найдя сигарет, вышел из машины и попросил у рабочих закурить.

– Такого бурана в наших краях не было лет пятнадцать, – сказал бородатый здоровяк, протягивая ему пачку.

Гремели молотки. Рабочие набивали на шины новые хомуты для цепей.

Михаил сделал пару затяжек, отошел в сторону. Присмотрелся. Впереди, метрах в двадцати, темнела фигура человека. Из-за снежной пелены сложно было распознать, кто – мужчина или женщина – лопатой разгребает сугробы. Вот поскользнулся и упал.

– Hi, – cказал Михаил, подойдя. – Do you need help? (Вам нужна помощь?)

– No… no… – ответила она не очень решительно.

– Do you speak Russian? – спросил он, почти уверенный, какой родной язык у незнакомки.

– Да, я говорю по-русски.

Одета она была во все черное: грубое пальто, длинная юбка. Непонятно: американская глубинка, убогие фермы, и вдруг – русская. Жена какого-то фермера, что ли?

– Я в церкви чистила подсвечники перед праздниками. Днем снег сыпал слабо, хотя и обещали буран. Я решила, что успею все сделать быстро. Вышла из церкви, а тут такое… Хорошо, что отец Лавр дал лопату. Он бы мне помог, но он болеет.

Все это она рассказывала, стоя чуть позади, а Михаил тем временем расчищал в сугробах путь к нескольким двухэтажным домам, в которых светились окна.

– Здесь что, есть русская церковь?

– Да. Здесь когда-то жила колония русских иммигрантов. Многие старики поумирали, дети разъехались, а церковь осталась. Может, вы отдохнете? – спросила она виновато.

Он вытер рукавом вспотевший лоб. Интересно, какое у нее лицо? Нос, кажется, с небольшой горбинкой. Тонкие губы. Глаз почти не видно под отворотом шапочки.

– Вы здесь живете? – спросил он.

– Да. У нас здесь – сестричество, монашеская община.

Надо же – русские монахини на севере штата Нью-Йорк! И еще: в его представлении русские монахи и монахини – угрюмые, нелюдимые, старые. И вдруг… эта женщина – молодая, красивая, улыбчивая. Что-то трогательное в ее простых словах. Что-то беззащитное в ее жестах.

Заурчало, загудело – разметая лопастями снег, поехала уборочная машина. Они оба повернулись спинами к дороге, наклонившись, прикрыли головы от летящих на них снежных комьев.