Алексей ощутил томительную дрожь в кончиках пальцев, и холодная волна прокатилась по его животу.

Лиза прошла в комнату. Остановилась у стены, где висел его портрет.

– Это рисовал Акоп, правда?

– Да.

– Мне не нравится, как он пишет портреты. Вычурно, манерно.

– А как нужно?

– Нужно просто.

Она обернулась к нему. Одним движением сняла с себя платье. Осталась в белой шелковой рубашке с глубоким вырезом. И в ложбинке между грудей поблескивал крестик.

…Ночью он проснулся и обнял рукой холодную пустоту.

Лиза сидела в кухне, набросив на плечи шерстяной плед. Увидев его, отвернулась. Алексей приблизился к ней, хотел обнять. Поднял было руки.

– Не надо, – она отпрянула от него, как от чужого.

– Что случилось? – спросил он неестественно спокойно, закурил и сел напротив.

За окном завывал ветер. Сквозь щель в металлической раме пробивалась струйка морозного воздуха.

– Я не должна была к тебе приходить.

– Почему?

– Это никому не нужно.

Он сделал еще одну затяжку, прежде чем спросить о главном.

– Я тебя не люблю, – сказала она тихо.

Губы ее, сухие и жесткие. Бесчувственные. Холодные. Поцеловать бы…

– Ладно. Идем спать, – встала и, кутаясь в плед, пошла в комнату.

А он еще долго сидел один. Курил. Слушал вьюгу.

Утром она ушла.

….…………………………………………………………………………………………………

Потом Алексей не раз поджидал ее у дома, но так и не встретил. Звонил ей домой, но чей-то мужской голос неприветливо отвечал, что Лизы дома нет, и когда вернется – неизвестно. Разыскивал ее в залах Метрополитен музея. Надоедал расспросами Акопу.

Зимою аллея художников в Центральном парке пуста. Холодно. Художники перебиваются редкими заказами, кто-то пытается создать вечное, кто-то занимает деньги, поглядывая то на календарь, то в окно, где виднеется лишь клочок хмурого неба.