– Помимо фени существуют еще и национальные знаки, жесты.
– Конечно, и в этом я должен хорошо ориентироваться. К примеру, как-то раз у подсудимого спросили, есть ли у него татуировки. Он ответил, что на левой руке выколото слово «Магадан». Его спросили, что это означает. «Название города, в котором я жил какое-то время». «По какой причине вы там оказались?» – поинтересовался прокурор. «В Магадане расположен известный российский курорт, я туда ездил отдыхать», – полушутя ответил подсудимый. На этом допрос закончился, ложь прошла незамеченной. Но я смолчал, не нарушив кодекс переводчика. Я не имел права по собственному желанию разъяснять, как и почему в действительности люди попадают в Магадан.
Теперь относительно жестов. В случае, если подсудимый делает какой- либо жест, переводчик отступает на один шаг назад, акцентируя внимание присяжных на самом подсудимом. Мы можем толковать жест словами только по просьбе судьи. Известно, что одних «русских» жестов вообще не существует в американской культуре, другие отличны по значению. Скажем, ладонь, которой проводят по горлу, у американцев означает убийство, а у русских еще и «сыт по горло». Однажды подсудимый сделал этот жест, а судья не попросил истолковать его значение. Несложно догадаться, как это повлияло на мнение присяжных. Судебный переводчик также должен знать и кодовые слова в уголовном жаргоне.
– Что вы имеете в виду?
– Предположим, вы стенографируете разговор, записанный на магнитофон правоохранительными органами. Один из подозреваемых говорит: «Возьми с собой ботинок». На криминальном жаргоне «ботинок» означает «пистолет». Это слово есть в словарях уголовного жаргона, и самое главное – оно узнаваемо в криминальном мире. Кстати, из-за «ботинка» потом в тюрьме у меня состоялся следующий разговор. Обвиняемый возмутился: «Зачем вам нужно было переводить «ботинок» как «пистолет»? Вы же могли просто написать «ботинок». Может, я хотел сказать своему корешу, чтобы он не приходил босиком». Тогда я спросил в ответ: «Почему же вы попросили его взять один ботинок, а не ботинки?».
– Словом, вам необходимо сохранять четкую грань между этикой по отношению к подсудимому и профессиональным долгом переводчика. Теперь у меня вопрос такого порядка: вы знаете содержание разговоров, которые ведут между собой в тюремной камере американец-адвокат и русский подсудимый, затем слышите их слова в зале суда. Вероятно, первый и второй варианты зачастую разнятся. Фактически в судебном зале вы один из немногих, кто знает правду, но слышит ложь. Меня в данном случае интересует моральный аспект вашей профессии.
– Думаю, вы догадываетесь, что обвиняемый не всегда говорит всю правду даже адвокату. Еще Достоевский заметил, что подсудимый порою сочиняет легенду о своей невиновности, в которую сам начинает верить. Конечно, переводчику известны самые сокровенные разговоры между подсудимым и адвокатом. И то, что говорилось в тюрьме, часто отличается от того, что произносится потом в зале суда. Но я не могу встать и сказать об этом. То, что я услышал в тюрьме, – это собственность заключенного и адвоката, я на эту собственность не имею никакого права.