– Там же лифт! – ликует папа. – И паркет! И балкон!

– И эмалированная ванна? – спрашиваю я.

– Да!

Бабушка улыбается и бормочет под нос:

– Десять рублей. Хорошо, что я тогда дала ему десять, а не пять…

– Мама, что ты там шепчешь?

– Теща, какая теперь жизнь начнется! – папа подлетает к бабушке, подхватывает ее и начинает кружить.

Они делают несколько кругов, бабушка отходит, рассмеявшись. Приглаживает волосы.

– Семен, ты обедал? – спрашивает мама.

– Когда же я мог обедать?

– На, быстро поешь, борщ как раз сварился.

Папа энергично, по-рабочему потирает руки, моется и садится к столу. Мама подносит ему дымящуюся тарелку зеленого борща. Отец быстро проглатывает одну ложку за другой. Вскоре ложка, звякнув, падает в пустую тарелку. Папа вытирает ладонью губы, смотрит на часы (отличный результат!).

– Надо бежать.

– Запей компотом, – перед ним появляется кружка.

– А ведь эта квартира Рыжицкого… – в задумчивости вдруг произносит бабушка.

Все замолкают. Словно оглушенная, мама втягивает голову в плечи. Помрачнев, папа ставит кружку на стол:

– Эх, такая она, наша жизнь…

Глава четвертая

1

Еще вчера вечером во дворе было шумно и весело, а сегодня утром – первого сентября – тихо и пусто. Только Туз гоняет воробьев. С недавних пор Туз – мой спаситель: я беру с собой котлету «на вынос», обещая съесть, и отдаю ее Тузу.

Во дворе один Маслянский. Сидит, как статуя, возле широкого кресла с потертой черной кожей. На подстилке разложены инструменты. Маслянский вытащил из-за уха папиросу, продул, прикурил. Прищурившись, глядит на кресло, любовно так. Через пару минут набросится на кресло – и затрещит по всем швам старая кожа.

– Что, не пошел в школу? – спрашивает он.