Сел у компьютера. Старался не слушать, что происходит в соседней комнате, где звонил телефон и Неля с кем-то разговаривала. Потом она прошла за его спиной. Не поворачивая головы, он все же повел глазами в сторону прихожей, где Неля надевала босоножки.

– Не обижайся, – сказала она тихо. – И не устраивай скандалы.

Глен молчал, поразившись ее внезапному переходу на ты.

Снова зазвонил ее телефон. Подскочив, Глен вырвал телефон у нее из рук и заорал по-русски:

– Ты, раздолбай! Забудь этот номер! Еще раз позвонишь, заявлю в полицию!

– Что вы так нервничаете? – услышал он в ответ хамоватый мужской голос.

– Повторяю: заявлю в полицию.

– F..ck you, – была последняя фраза в этом коротком разговоре.

Лицо Глена дышало яростью. Всё накопившееся раздражение, злость, томительная страсть – нахлынули разом на него.

– Убирайся! Завтра же! Складывай свои манатки и – аут! Поменяй дату вылета, я оплачу все издержки и сам отвезу тебя в аэропорт! Поняла? Завтра же! – хотел добавить что-то обидное, типа «шлюха» или даже совершенно убийственное «блядь», но удержался.

– Поняла, – промолвила она и, обиженно оттопырив лиловую губку, пошла назад в комнату.

«Даже лифчик не надела!» – гневно отметил Глен, выходя на улицу, чтобы успокоиться, а заодно убедиться, что у подъезда нет лимузина или какой-нибудь подозрительной черной машины с затемненными стеклами, в которых обычно возят проституток.

* * *

Ночью он лежал, ворочаясь с боку на бок, не мог уснуть. В комнате у Нели горел свет. Она кому-то звонила, шепотом о чем-то договаривалась, плакала, открывала ящики.

– Я завтра поменяю билеты и улечу, – сказала, входя в его комнату: – Извините, что доставила вам столько хлопот.

– Ничего, я не обижаюсь. Иди сюда, ко мне… – произнес он неожиданно.

В комнате темно. Неля лежит рядом с Гленом, едва слышно ее тихое дыхание. Спит.

Глен проводит ладонью по своей руке, затем тихонько целует ее плечо. Эта девушка, сама об этом не догадываясь, напомнила ему про то, кем он был когда-то и кем должен быть.

Ему страшно. Он хочет, чтобы для него все оставалось по-прежнему. Но поздно! Чаще и чаще он слышит звон колоколов и молитвенные песнопения в каких-то горных монастырях. Перед его глазами едва ли не постоянно возникают полотна божественного Леонардо, Рафаэля, Тициана. Он видит себя – с кистью, у холста…