Украинская зима

Мы все втроём вышли. Я взял чемодан.

Юрчику, любый, будь ласка, бережи себе, – привстав на цыпочки, жена обняла меня и поцеловала.

Приятная лёгкая грусть защемила мне сердце. Поцелуи во время прощания на вокзале – это всё, что остаётся от юношеской влюблённости. В рутине семейной жизни поцелуи, увы, незаметно теряют своё романтическое содержание и становятся лишь частью секса.

– Гудбай, сынок. Береги маму, – мы с Давидом пожали друг другу руки, и я пошёл к зданию.

– Папа, подожди! – услышал я сзади. Подошедший Давид слегка смутился, будто бы собирался раскрыть мне какую-то великую тайну. Наконец он вытащил из кармана джинсов и протянул мне что-то, зажатое в кулаке. – Это талисман. Он очень сильный, он мне помогал не раз. Возьми его с собой. Он и тебе поможет.

Сын сунул мне в руку что-то металлическое. Это была маленькая бронзовая шестиконечная звезда на цепочке.

 

Зона повышенной турбулентности

 

В самолёте всегда легче и приятнее размышлять о своей жизни. Почему? Ответ, в общем-то, прост. Самолёт выводит тебя из круга повседневности в буквальном смысле, удаляет тебя физически на невероятное расстояние, ещё и отрывает от земли на тысячи километров. И у тебя уже нет никакой возможности немедленно вернуться назад. Зато такой процесс полного физического удаления побуждает человека посмотреть на свою жизнь более объективно и объёмно, в различных измерениях времени и пространства. Могут открыться и новые грани, и ответы на давно назревшие вопросы, станет понятно, как в цепочке событий прошлое привело к настоящему. И что делать дальше.

Зачем же я летел в Киев? Воевать? Нет, этого и в мыслях не было. У меня семья – жена и сын, есть работа – даже две, учёба – докторская диссертация, планы. Живи я всё это время в Киеве, не стань я гражданином Америки, кто знает, как сложилась бы моя жизнь. Гадать нечего, что было бы. Быть может, я с Давидом вместе пошёл бы в тероборону, как поступил мой друг Андрей, – вместе со своим 20-летним сыном с первых дней войны записался в ТРО. После того как русских отогнали от Киева, Андрей вернулся домой, а его 20-летний Максим остался в армии. Недавно Максимку отправили под Бахмут – там, говорят, сейчас самое пекло.

Иногда я думаю, останься я в Украине и если бы там родился мой сын, тогда он сейчас собирался бы не со своей гёрлфренд Лорейн кататься на лыжах в горах на севере штата Нью-Йорк, а ехал бы на войну под Бахмут.

Но судьба давно увела меня из Украины, и я не чувствовал за собой долга идти и проливать кровь за ту страну.

Facebooktwitter