Вечный Жид

В его груди поднимается волна оскорбленной гордости. Еще миг — и он расплачется от жалости к себе. Правда, эти сто долларов в корне меняют всю финансовую картину. Останется раздобыть еще двести, и за оплату квартиры в этом месяце можно не беспокоиться. Где-то в дверях промелькнула тень хозяина дома, где живет Илья.
— Бери же, — Таня решительно сунула деньги в карман его пальто.
— Как там мама поживает?
— Нормально. Сидит с Ричардом. Все, мне пора, а то хозяйка будет злиться. Завтра у папы день рождения, не забудь его поздравить, — вспомнив об отце, Таня вытерла набежавшие слезы.
(Отец остался в Израиле — встретил там другую женщину.)
Слезы у Тани появлялись в секунду, глаза сразу краснели, а нос, крючковатый и тощий, казалось, вытягивался еще больше. Слезы ее старили. К счастью, порывы горя длились недолго — Таня быстро брала себя в руки.
Она поправила волосы и, подмигнув, ушла. Низенькая, в черном платье, прижимая под мышкой кошелек, Таня возвращалась к заказчицам. Она все больше становилась похожей на бабушку. Только без «Зингера».

5

Близился полдень. Снег перестал. Ботинки шлепали по лужам. Со всех сторон толкали, обгоняя, прохожие. На перекрестке возникла пробка, от сигналов закладывало в ушах. У дверей некоторых зданий охранники — рослые негры в униформе — курили вонючие сигареты и громко смеялись.
Пора в редакцию. Но почему-то Илья пошел по Бродвею вверх, хотя в редакцию следовало идти вниз. Он оказался в парке, заказал в ларьке кофе.
Здесь, в парке, дышалось легче, воздух казался чище и свежей. Хотелось делать глубокие вдохи и выдышать из груди скопившуюся тяжесть.
В Нью-Йорке дышать трудно. Просто задыхаешься. И постоянно болит голова.
Зато в этом городе ты совершенно свободный. Как сбежавший из психбольницы. Можешь объявить себя королем Испании, никто возражать не будет. Ты в свободной стране, делай, что хочешь. Главное — не забудь уплатить за квартиру. Из-за ствола дерева снова выглянула тень хозяина дома. Илья сунул руку в карман, проверил, на месте ли сотня долларов. И тень хозяина растворилась.
Порывом ветра подхватило и куда-то понесло пустую целлофановую упаковку… Наконец стало совсем легко. Захотелось, как когда-то в Израиле, лазать по горам, искать там пещеры. Или, сторговавшись с бедуином, вспрыгнуть на верблюда, усесться между его горбов и заорать: «Авоэ!» И верблюд понесет вперед, в землю Ханаанскую. Где с избытком меда и молока. И немножко крови и слез.

Facebooktwitter