Они сидели в ее палате, друг напротив друга: Иван – на стуле, она – на кровати, закинув ногу на ногу. Покачивала ступней в красном тапочке.

Иван скользнул взглядом по ее сложенным на коленях рукам, по ее ключицам в проеме полурасстегнутого халата.

– Давай, Мария, поговорим начистоту. Я не могу понять, когда ты говоришь правду, а когда, извини, врешь. Вначале, попав в наше отделение, ты уверяла меня, что занимаешься проституцией и страдаешь от хронической депрессии, чему я, честно признаюсь, поверил. Но спустя некоторое время ты вдруг изменила «биографию» и сказала, что ты – украинская пловчиха, приехала в Нью-Йорк на международные соревнования, заняла четвертое место и, дескать, на этой почве у тебя произошел нервный срыв. А теперь уверяешь, что ты – жена писателя, якобы не выдержала нищеты и невзгод и из-за этого едва не лишилась рассудка. Где же правда, черт возьми? Чему верить?! – Иван повысил голос.

Маша зажмурилась. Слезы полились из ее глаз. Но в этот раз Иван не дал воли своей жалости.

– Скажи, зачем ты здесь? Тебе нужна справка для суда, что ты психически больна? Если «да», то ты такую справку получишь и так. Все наши пациенты мечтают отсюда вырваться. А ты как будто специально делаешь все, чтобы здесь оставаться. Зачем ты продолжаешь таскать из столовой пластмассовые ножи, отлично зная, что ими все равно нельзя вскрыть себе вены? Зачем постоянно споришь с медсестрами, нарушаешь режим? Зачем прячешь под языком таблетки и потом их выплевываешь? С таким поведением тебя отсюда никогда не выпишут! Признайся, какую цель ты преследуешь?

Вместо ответа Маша спрятала лицо в ладонях. Ее плечи стали мелко вздрагивать.

– Можно я выпью воды? – спросила тихо, но голос ее звучал подозрительно спокойно.

– Да, конечно. Выпей воды и успокойся.

Она поднялась с кровати и, запахнув халат, по-свойски подмигнула ему. Направилась к столику, на котором стоял пластмассовый кувшин с водой и пластиковый стаканчик.

За спиной Ивана раздалось журчание льющейся воды. Но почему-то и через минуту Маша не вернулась на прежнее место. Шлепанье ее тапочек по полу удалились, и неожиданно хлопнула закрывшаяся дверь, – а пациентам без разрешения медперсонала закрывать двери своих палат строго запрещается, они все на этот счет предупреждены.

Доктор Селезень, однако, сидел, не двигаясь. Слышал за спиной приближающиеся Машины шаги. Затем – шуршание сброшенного с ее плеч халата…

Сердце его часто забилось. Он не решался обернуться, боялся увидеть молочную белизну ее кожи.

– А хорошо мы с тобой полетали, доктор? – услышал он вдруг ее шепот, над самым своим ухом. – Я знаю, что тебе понравилось.