И выходят в понедельник утром из подъездов домов солдаты – пареньки восемнадцати лет, очкарики, тянут автоматы и вещмешки к автобусным остановкам. И полные автобусы солдат.
И в доме престарелых – бункер со стальной дверью. Там внутри – противогазы, лекарства, бутыли с питьевой водой и баллоны с кислородом. У каждого старичка и старушки – свой противогаз, именной. У «баклажанов» тоже. И у бабы Лизы. И у Фейги. И у Ицика. Каждому специально примеряли, подбирали размер. Кто знает, может, уже сегодня вечером или завтра утром случится не приход Мошиаха, не всеобщее воскресение, а ракетный обстрел. Придется спускаться в бункер.
После взрыва и похорон все поникли. Весь город, вчера еще такой веселый, такой Пасхальный, в цветах и вине, стал унылым, мрачным.
Никто не смотрит в глаза другого. Боятся показать, что теряют надежду, что устали ждать, устали верить. Ладно с Ним, Мошиахом, может, Он и не придет никогда. Но как бы просто пожить, чтобы без взрывов? Чтобы не показывали по телевизору эти раскуроченные автобусы, разбитые стекла, хасидов с мешочками для останков? Ведь так хорошо можно бы жить. Вдыхать запахи в масличных рощах. Купаться в горных речушках. Сидеть в кафе. Но почему-то такие простые радости кажутся неосуществимыми мечтами. И где? На земле, которую Всевышний обетовал Своему народу…
День Поминовения! Помни обо всех усопших, обо всех мучениках, о всех погибших! Не забывай, чьей кровью и чьей жизнью тебе досталась свобода. Пусть даже такая свобода, со взрывами.
Натан ходил по улицам Афулы. Чувствовал непонятную вину из- за своей непричастности к этим страданиям своих единокровников. Отсюда, из прекрасного израильского далека, Нью-Йорк, несмотря на теракт одиннадцатого сентября, все равно казался ему городом сытым и благополучным. Увы, не понять ему жителей Израиля, хоть он и еврей, и все евреи, вроде бы, – братья. Но ведь не живет он их страданиями, не видит в Нью-Йорке по телевизору все эти сцены после терактов, не боится в Нью-Йорке ездить в метро и без обыска входит там в любой супермаркет.
Он здесь – чужой. У них, в Израиле, своя жизнь. И привыкнуть к такой жизни трудно. Куда легче привыкнуть к американскому комфорту.
…Что-то странное стало происходить на улицах города. Траурные мелодии, звучавшие с утра, почему-то смолкли. Все вокруг пришло в движение – вдруг, под вечер, с первыми звездами. Из домов стали выходить люди, выносить столы и мангалы. «Р-р- р» – задрожала земля, по дорогам пошли танки и бронетранспортеры. И девушки в шортиках, с налитыми такими, ах-ах! – задницами, и в футболочках. Загорелые такие, сочные… Все улыбаются, смеются. А- а… День Независимости. Как? Сейчас? Подождите, минутку! Я ведь предавался трауру. Вспомнил и про своего деда Натана, погибшего в войну.
Неизвестно, где и как он погиб. Может, его расстреляли в первые дни войны, а может, позже, – в сорок втором или сорок третьем, – при ликвидации Вильнюсского гетто.
Texts © 2019-2024 Petr Nemirovskiy.
Design and layout Yulia Marina and Yulia Susina.
All rights reserved