– Не спеши хоронить, – ответил Влад, осторожно надевая футболку. – Хотите кофе? У меня есть бутылка коньяка. Правда, я сейчас с вами бухать не буду, но кофе выпью. Целую неделю жил без кофе, чуть с ума не сошёл.

– У тебя плита газовая или электрическая? – спросил Антон.

– Газовая, всё нормально.

Мы достали из бара бутылку коньяка, заварили кофе. Пили, болтали.

– О, бля! Свет! – воскликнули мы все вчетвером, когда во всех комнатах, и в кухне, и в коридоре вспыхнул свет. – Наконец-то.

Антон с Тарасом остались в комнате, включив музыку. А мы с Владом отправились в кухню заваривать по второй чашке кофе. И оба почувствовали, что впервые за все годы нашего знакомства-полудружбы можем поговорить напрямую, по душам.

– Узнав, что ты пытался записаться в тероборону, я, честно сказать, удивился, – признался я. – А теперь оказывается, ты ещё и едва на фронт не попал.

– А что тебя удивляет?

– Ну-у… В моём представлении люди, которые добровольно идут воевать, имеют героический склад натуры или, по крайней мере, любят общественное внимание. Они пишут об этом в Фейсбуке, ставят видео. Имеют на это право, всё-таки идут на фронт, а не на пляж.

– Наверное, ты прав. Знаешь, что в этой истории для меня было самым мерзким? То, что мои знакомые, которые изображают из себя патриотов и горланят на каждом перекрёстке и в каждом посте Фейсбука о своём патриотизме и «смэрть ворогам», когда узнали, что я по повестке пошёл на медкомиссию в военкомат и был готов ехать на фронт, стали крутить пальцем у виска. Мол, ты что, идиот? Ты что, не можешь отвертеться от военкомата? Пусть идут воевать молодые селюки, а тебе-то какого хрена? Вот это – настоящие жлобы. Никогда таких не переваривал. Сейчас таких расплодилось полно, вокруг одни «патриоты».

Я хотел спросить у Влада, зачем же и за что он всё-таки готов был идти воевать? Но не знал, как формулировать этот, казалось бы, простой вопрос.

Простой вопрос предполагает простой ответ. А на кону – жизнь. Ни много ни мало.

– И всё-таки зачем ты… это… ну, на войну хотел идти? – наконец я выдавил из себя.

И тут же понял, что этот мой вопрос настолько глупо и нелепо сейчас прозвучал, что мне стало неловко.

Влад будто бы понял моё смущение и ничего не ответил, пожав худыми плечами.

Яркий свет лампочки освещал его осунувшееся бледное лицо; седые прямые волосы спадали, прикрывая его лоб и уши. Он сильно сутулился, вероятно, от боли. Короче, имел вид человека, который недавно либо чудом вернулся с того света, либо туда направляется.