Византийский двор

* * *

О, не раз и не два в те сутки вспоминал Влад дядю Алешу, Юркиного отца. Вспоминал самыми светлыми и чистыми словами благодарности.

А как же иначе? Кого же еще, как не дядю Алешу, он должен был благодарить за то, что тот провел с ним столько времени – тысячи часов! – за шахматной доской?

Игра в шахматы, как известно, это поединок с воображаемым соперником. Соперник-то реальный, во плоти – сидит напротив тебя. Но ты сражаешься не с ним, а с предполагаемым ходом его мыслей. Настоящие битвы ведутся не «на земле, а в воздухе», над доской: «Если я двину пешку на Е7, то он… А если я ударю его офицера, то он в таком случае…» Мастерство шахматиста оценивают по его способностям просчитывать наперед ходы соперника, гроссмейстер высшего класса способен верно просчитать игру на двенадцать, а то и на все пятнадцать ходов вперед.

Допросы в кабинете следователя в чем-то схожи с шахматной партией. Особенно, когда у следователя еще слишком мало улик. Продолжая аналогию с шахматной игрой: тот следователь, который вел дело Юрки, Влада и Сашки, был подобен гроссмейстеру, играющему партии одновременно на трех досках.

Но у следователя было важное преимущество – кабинет, в который он вызывал каждого для очередного допроса. По крупицам, по словечку, по фразочке выуживал улики, на которых строил свою партию нападения.

А у Влада была одиночная камера в полуподвале, куда вскоре (как и двух его подельников) его перевели из «обезьянника».

В камере вверху – крохотное окошко, забранное металлической сеткой. Деревянные, обхваченные железными лентами нары пристегнуты к стене замком, лежать на них еще не полагалось. К одной стене приварен железный стул без спинки. В железной двери – круглое отверстие «глазка», задвижка которого находилась снаружи.

Ах, свобода! Неужели не выйти отсюда никогда?..

«Как же теперь жить в таком пространстве, где нет никого и ничего? Какие-то надписи нацарапаны на стенах теми, кто сидел в этой камере до меня. Их увезли отсюда в тюрьму. Потом был суд, лагерь…»

Следователь был одет в серый костюм, лицо имел самое неприглядное, незапоминающееся. Серость, ни дать, ни взять.

Он был спокоен, даже вежлив поначалу. Не кричал и не пугал. Но вел дело очень напористо. Владу порой казалось, что этот следователь в глубине души даже испытывает некоторое удовольствие, спортивный азарт: «Молодец, парень, хорошо играешь. Мне нравится. Но я все равно тебя обыграю, вот увидишь».

Facebooktwitter