Возмущало его и то, что приходится быть в подчинении у Пилата – солдафона и тупицы, который в глазах молодого образованного Квинта представлял собой уходящее реакционное поколение римлян, некогда утвердившихся только за счет грабительских войн. Пилат не был знаком ни с греческой философией, ни с римской поэзией, расцвет которой теперь переживал Рим. По мнению Квинта, Пилат хорошо умел только штурмовать крепости и отдавать легионерам города на разграбление. А десять лет пребывания Пилата в варварской Иудее превратили жестокого военачальника в провинциального интригана, смертельно опасавшегося доносов Тиберию.
Словом, у Квинта было достаточно причин презирать Понтия Пилата.
Печать древнего аристократического рода лежала на всем облике Квинта. Короткие русые волосы открывали чистый, высокий лоб; щеки и узкий подбородок были покрыты аккуратной щетиной; взгляд светло-голубых глаз был спокоен. И в этом невозмутимом взгляде практически невозможно было прочитать, что же у Квинта на уме.
Так и сейчас: спокойно и внимательно он смотрел на стоящего перед ним Симона.
На мраморном столе перед Квинтом стояла бронзовая фигурка Фемиды с весами в руке. Рядом с фигуркой лежал кинжал, отнятый утром у арестованного сикария, и трубочки шелковой бумаги с последними доносами.
…– Значит, ты уверяешь, иудей, что хотел напасть на римского воина?
В разорванном рубище, ослабевший от выпавших испытаний, Симон смотрел воспаленными глазами на мраморный стол, где чаши весов Фемиды под нажатием указательного пальца Квинта то поднимались, то опускались.
– Да, я замышлял убить римлянина.
– Зачем?
– Чтобы освободить Иисуса, – еле слышно ответил Симон, опустив голову.
– Иисуса? Ты говоришь про того галилейского болтуна? – уточнил Квинт и с тоской посмотрел на вход, где менялась стража.
– Он – Бог, Мессия.
– А-а… – протянул Квинт.
В общем, он уже не сомневался в том, что перед ним – очередной религиозный фанатик, какими полна эта проклятая страна. Все ее жители в горячечном бреду ждут какого-то Мессию, который якобы установит какое-то новое царство. Как все безумцы, они живут призраками будущего и не способны наслаждаться настоящим.