Квинт осуждающе покачал головой. Через мгновение выражение его строгого лица несколько смягчилось:

– А ты, бродяга? Посмотри на него. Не знаешь ли ты этого человека?

Выходя из забытья, Симон обратил лицо к Исаву:

– Нет, не знаю. Вижу его впервые.

Возникла тишина. Палач за спиной Симона послал короткий вопросительный взгляд Квинту – бить ли и этого тоже?

ххх

– Иди, монах, ступай. Я великодушно отпускаю тебя. Я не вижу за тобой никакой вины, никакого преступления перед Римом. Твои собратья сами послали на смерть твоего учителя, твоего бога. Они заставили прокуратора распять его, и Понтий Пилат был вынужден исполнить их волю. Твои собратья иудеи – вот кто твои истинные враги. Они, а не мы. Мы твои друзья.

Вот, возьми, это золотая монета, ауреус, с изображением божественного Тиберия. Купи себе еду, купи одежду. Живи, как хочешь. И помни, что всегда можешь прийти ко мне. Скажи охране: «Квинт Гракх имеет власть», и стража пропустит тебя. Главное, иудей, запомни: Квинт Гракх имеет власть!

С этими словами Квинт движением пальца дал указание стражнику, и тот повел Симона во двор.

Лицо Квинта, минуту назад расплывавшееся в улыбке, стало холодным, мрачным. Его почему-то охватила смертельная усталость. В какой-то миг мелькнула странная мысль, даже не мысль, а скорее, ощущение, что он – Квинт Гней Гракх – сам ничтожная щепка в великом потоке событий, над которыми он не имеет абсолютно никакой власти…

Квинт досадливо засопел. Пожалел, что сейчас разыгрывал дурную комедию перед этим иудеем. Лучше было бы его заколоть, а потом ночью вывезти на телеге за город, на свалку, с другими трупами. Или распять вниз головой. Да, это было бы лучше. Но уж ладно, пусть пока поживет.

Он легонько хлопнул в ладони, и из-за колонны, рядом со статуей Тиберия, вышел шпион.

 

Глава 8

Отдав золотую монету первому попавшемуся нищему, Симон шел по вечерним улицам Иерусалима, шел к Львиным воротам.

Под дуновениями еще жаркого ветра шелестели пальмы. Кричали мулы, груженные пустыми корзинами и горшками. Торговый день закончился, и базары пустели.

Но не видел ничего этого Симон. Не видел и того, что за ним, от самой претории, припадая к стенам и прячась за деревьями, увязался шпион.