Отвечал ли он у доски, скажем, по фармакологии или какому-нибудь другому предмету, всегда кто-либо изыскивал возможность задать ему вопрос, к теме совершенно не относящийся: «Все-таки скажи: ты – из бывших? Ты торчал?»

Кевин пожимал плечами, на его лице изображалось сожаление.

– Не могу ответить. Извините, это мое личное дело, – произносил он, и все в аудитории устремляли на него гневные взгляды.

Экий тихоня! Притворщик! По нему же видно, что он – наш, нарик, торчок. Или – алкаш, бухарик. Зачем же корчит из себя трезвенника? Чего стыдится? Здесь же все свои! Или он хочет быть выше нас? Но ведь он из такого же теста, как и мы, из такого же грязного, пропащего мира, откуда и мы!

А вдруг – нет?

Кевин работал в одном реабилитационном центре. По образованию был учителем, но пару лет назад почему-то, отказавшись от карьеры преподавателя, подался в наркологию. Начальство рихеба* потребовало, чтобы Кевин получил диплом нарколога.

Не знаю, кому как, но мне он казался обычным молодым мужчиной, образованным, с хорошими манерами. Не столкнись я с ним в этой школе, мне бы и в голову не пришло выпытывать у него, наркоман ли он.

Еще мне была совершенно непонятна та страсть, та настырность, с которой мои сокурсники пытались вывести Кевина на чистую воду, добиваясь от него ответа на такой, по сути дела, пустяковый вопрос.

О, мои поверхностные представления! Как мог я не понимать, что существуют два мира: мир наркоманов и мир, как сами наркоманы говорят, – нормальных людей. Кто разделил эти миры? Кто провел жирную черту, вернее, вырыл ров между ними? Сами ли наркоманы, однажды переступившие ту черту? Или мир нормальных людей изверг из себя этих больных, опасных, непонятных типов?

Со временем, присматриваясь и прислушиваясь к пациентам, я понял вот что:

Наркоманы – это своего рода братство, община, орден, куда принимают всех, в любом возрасте – румяных подростков и дряхлых стариков, мужчин и женщин, с высшим образованием и полных неучей. Там встречаются люди работающие, семейные. Люди добрые, мягкие, сентиментальные. А встречаются и настоящие звери.

Внутри этого братства, этого ордена нет взаимной любви. Там часто друг у друга воруют, там друг друга предают, убивают. Но, повторяю, любой, перешагнув черту наркозависимости, хочет он того или нет, вступает в это братство. По какому-то особому нюху он распознает собрата по несчастью. Ему достаточно одного слова, интонации, едва заметного движения губ или брови собеседника, чтобы определить, – перед ним брат. Тот, кто поймет его, как никто другой на Земле.

Да-да, любой наркоман, кем бы он ни был, миллионером или нищим, умным или полным тупицей, поймет его лучше, чем мать, жена и дети. Он, а не они, отлично знает, что такое ломки, отчаяние, презрение к себе.