– Да, – согласился я.

Мы уже осушили бутылку виски и приступили к водке. Мы оба уже были чертовски пьяны. Но продолжали пить, говорили уже горячо, больше говорили сами, чем слушали друг друга, наш разговор уже имел мало смысла, но нам, напротив, казалось, что беседа как раз только сейчас приобретает значимость и смысл.

– Ты только представь себе, бро, что сейчас творится в тюрьме из-за этого fucking ковида. Все парни болеют, масок нет, никакого лечения нет, ничего, просто нет ни-че-го, – он махнул рукой, едва не опрокинув на столе стакан, к счастью, уже пустой, без воды. – Но для меня этот ковид сыграл на руку – меня освободили на три месяца раньше. А три месяца в тюрьме, бро, это очень долго, особенно если это три последних месяца. Это о-о-очень долго. Ты когда-нибудь тянул срок? Ну да, зачем тебе, это мы, ниггеры, сидим в тюрьме за любую ерунду, а вы, белые, совершаете серьёзные преступления, и вам всё сходит с рук.

– Да, это правда, расизм никуда не исчез. Вот, к примеру, я всегда замечал, с каким скрытым осуждением и плохо скрываемым любопытством смотрели на нас с Эми – и белые, и чёрные, где бы мы с ней ни были. А когда я шёл с белой женщиной, никому до нас не было дела.

– Получается, бро, ты тоже испытал на себе расизм, – пошутил Джейсон. – Но если говорить серьёзно, то мы, ниггеры, сталкиваемся с этим на каждом шагу. Знаешь, с чего началось моё детство? Моё детство началось со спортивной площадки возле нашего дома. Мой дэд привёл меня туда, когда мне было лет пять, и сказал: «Сын, запомни: ты чёрный, но тебе придётся расти среди белых, которые будут тебя всегда презирать и ненавидеть. Поэтому ты должен быть сильным». Понимаешь, это непросто – я не люблю тебя, а ты – меня. Это всё гораздо глубже.

– Как раз я это очень хорошо понимаю, понимаю, как никто другой. Потому что мы, евреи, в своей истории испытали то же, что и вы.

– Может, ты и прав. Хотя мы, чёрные, пострадали гораздо больше.

– Эй, эй! Хватит говорить ерунду и изображать из себя жертву, – оборвал я его. – Я всё понимаю, но давай поговорим напрямую конкретно о тебе. Я знаю твою историю: ты продавал наркотические пилюли, затем связался с бандой, занимавшейся рэкетом. Ты заслужил тюрьму.

– Что? Что за чушь ты несёшь, мэн? Ты, идиот, даже не врубаешься, о чём говоришь! – широко размахнувшись, Джейсон одним движением смёл со стола всё там стоявшее – тарелки, рюмки, консервные банки и пустые бутылки полетели на пол.

– Это не я, а ты fucking идиот! – отчётливо произнёс я, подавшись вперёд и приблизив к Джейсону своё лицо. – Она всё равно не вернётся к тебе. Никогда не вернётся. Поверь мне. Она вернётся ко мне. Запомни то, что я сейчас говорю.

И только сейчас нам обоим стало ясно, что эта миролюбивая «посиделка» с выпивкой и закуской была лишь «разогревом», прелюдией перед началом совершенно другого разговора.