На меня пациенты смотрели, как на чудака. Русского чудака, который ни черта не смыслит ни в наркоманской, ни в тюремной, ни в уличной жизни. «Книжный умник. Еще и пытается нас чему-то учить». Впрочем, видя мое сочувствие их нуждам, старались быть со мной повежливей.

Как защитник униженных и оскорбленных, я шел к нашей очаровательной директрисе, вернувшейся из очередного бутика с ворохом модных тряпок. Говорил ей, что условия в домах трезвости архиплохие. Нужно что-то делать…

Франчи моргала прелестными глазами. Она только что – из волшебного мира, там шелка, кожи, меха. Музыка, примерочные, зеркала. А тут какие-то поломанные кондиционеры, мыши, клопы… Фи.

Нетерпеливо меня перебив, Франческа отвечала, что она обо всем знает, и меры уже принимаются. Напоминала, что я все-таки не домоуправ, а нарколог, и должен заниматься лечением больных. Вскользь замечала, что бытовые и ремонтные услуги нынче стоят дорого, а зарплату хотят получать все сотрудники. Наш разговор обычно на этом заканчивался.

Расставшись с Франческой, я высказывал свое недовольство Лизе. Но и она не всегда брала мою сторону:

– Да, ты прав. Франчи, конечно, на всем экономит. Но тебе не кажется, что пациенты тебя водят за нос? Они ведь специально переключаются на другие темы, лишь бы не говорить о наркотиках. Они готовы тебе рассказывать про все на свете, о клопах и мышах. Всю душу вывернут перед тобой наизнанку. Но только о наркотиках будут молчать. Им про это говорить стыдно, страшно, непривычно. Они эту тайну прячут ото всех. Поэтому и грузят тебя бытовухой. Понял?

…Я уже не сомневался, что совершил ошибку, выбрав эту профессию. Не знал, кого винить: себя? Франческу? пациентов? Все чаще меня охватывала растерянность, отчаяние. Я совершенно не понимал этих людей. Не видел никакой пользы в том, чем занимаюсь.

Я пытался применить знания из своего жизненного опыта, связанного с пьянством отца, соседей и друзей в России, но почему-то это не работало.

Уйти? Бросить? Выбрать другую специальность? А может, вернуться в Россию? В Россию, в Россию… Там все знакомо, все родное, даже пьянство. Перед мысленным взором часто возникал яблоневый сад возле нашей «хрущевки». Ветки яблонь доставали почти до окон нашей квартиры на втором этаже. Летом я спал на балконе, на скрипучей раскладушке. Вдыхал запах яблонь. По утрам слушал пение птиц, кутаясь в шерстяной плед. Ах, как хорошо мне было, как хорошо!..

Но наступало американское утро нового рабочего дня. Смыв под душем ночные кошмары, я быстро одевался и мчался к автобусной остановке.

Тогда я еще не понимал, что столкнулся с «тяжеловесами», самыми сложными пациентами – наркоманами из криминального мира, вдобавок еще и бездомными. Крутые парни. Круче не бывает.

Откуда же мне было знать, что в блестящем, великолепном Нью-Йорке, помимо бодреньких биржевиков на Уолл-стрит и беззаботных туристов на Таймс Сквер, существует целая армия несчастливых парней, по разным причинам очутившихся на самом дне. Речь идет не об одиночках – о десятках тысяч.