На одной из стен висел забавный зеленый удав, скрученный кренделем, с высунутым красным тряпичным языком. Наверное, это одна из его любимых игрушек детства. (У моего двадцатилетнего Давида, между прочим, в его комнате всё ещё лежит большой плюшевый медведь с глазами-пуговицами.) На книжных полках в углу – учебники по истории Киевской Руси, казачестве, войнах украинцев против Речи Посполитой и Московского царства, история УПА. Художественные книги, комиксы, журналы про автомобили – в основном на украинском языке, но есть и на русском, и на английском.

Да, несмотря на все провалы в государственном строительстве после развала Союза, несмотря на все уродства нового независимого государства и все те безобразия, которые в недрах этого архикоррупционного государства творила влада, в Украине всё-таки выросло новое поколение. Даже беглый взгляд на домашнюю библиотеку Максима красноречиво свидетельствует о том, что новое поколение украинцев сильно отличается от своих «полусоветских» отцов и «советских» дедов. Поэтому неслучайно они сейчас на войне, причём пошли туда сами, не дожидаясь, когда их позовут.

Путину никто не доложил об этом – новом – поколении украинцев. Поэтому он не понимает, почему с ним воюют и почему его солдат не встречают с цветами и паляницями.

Я подошёл к письменному столу, где стоял монитор компьютера с клавиатурой, а рядом валялись всякие безделушки. В открытой пластиковой коробке лежали опознавательные знаки из твёрдой материи с липучками, которые военные прикрепляют себе на форму: знак «Збройні Сили України», крошечный жёлто-голубой флажок, шевроны. Материя на этих знаках была потёрта и испачкана, из строчек торчали чёрные нитки. Короче, всё это «хозяйство» было явно не только что приобретённое в магазине, а уже пользованное, вероятно, Максим носил эти знаки, когда служил в теробороне, а потом проходил военную подготовку перед отправкой на фронт. Ещё в этой коробке лежало несколько пустых гильз от патронов разного калибра.

А над столом на стене – фотография в рамочке: белобрысый улыбающийся подросток. Черты лица явно мамины. И хитроватый, озорной взгляд, такой, будто бы паренёк задумался, какое бы ему озорство учудить.

Я долго внимательно смотрел на эту фотографию. «Как же мне, парень, молиться за тебя, а? Я не священник, не раввин. Я не знаю, как мне за тебя молиться. Но я знаю одно: Бог не может и не должен допустить, чтобы с тобой случилась беда».

Выключив лампу, я лёг в кровать. Накрылся одеялом с головой и тут же заснул.

* * *

Утром я был разбужен голосом Люды, доносившимся из другой комнаты: «У нас всё тихо. Есть и свет, и вода, батареи топят. Всё слава богу».

– Выспался? – спросила меня Люда, когда я вышел из комнаты, застёгивая на ходу браслет часов.