Любопытно, что сейчас в квартире два языка – русский и украинский – звучали абсолютно равноценно; все сидевшие за столом понимали оба языка, просто одним было легче говорить на украинском, который был их родным, другим – на русском. Это совершенно идеальное двуязычие для меня тоже было новым. Ведь когда я давным-давно уезжал из Киева, в городе мало звучал украинский язык. Тогда это считалось «стыдным», украинский язык в столице Украины среди большей части «коренных» киевлян считался языком «жлобов», приехавших в столицу из села, людей «непросвещённых», «не умевших глаголать на нормальном языке». Да и сам-то я когда-то – чего скрывать? – тоже так считал.

Всё это, однако, было в прошлом, далёком и близком, где с избытком хватало пропаганды, национальных предрассудков и сознательной государственной политики стравливания народов и различных слоёв населения между собой. Война всё это смыла, как грязную пену. По крайне мере, сейчас в Киеве «вражды» языков не было и в помине, я этого нигде не заметил, наверное, потому, что на первый план вышли другие вопросы, людей меряли другими мерками, ценили по другим качествам и за другие поступки. Патриотизм и любовь к стране сейчас определялся не тем, на каком языке ты говоришь, вернее, не это было главным критерием.

И, тем не менее, на киевских улицах и в домах именно мова теперь звучала естественно и натурально, спустя столетия забвения и насильственной русификации возвращая город к его украинским истокам.

…

Сейчас за столом меньше всего мы обсуждали политико-исторический аспект этой войны, хотя, казалось бы, собрались историки, и им сам бог велел. Но почему-то на глобальные «геополитические» темы говорили мало.

Один из гостей (я его не знал и видел впервые) неожиданно признался, что несколько месяцев назад у него началась сильная депрессия, он и не подозревал, что депрессия так протекает. Его жена с младшей дочкой как беженцы в начале войны улетели в Англию, летом они приехали в Киев, пару месяцев вся семья была вместе, а к началу осени жена с дочкой отправились в Англию снова. Его же из Украины не выпустили – мобилизационный возраст. Старшая дочка уехала во Львов продолжать учёбу во Львовском католическом университете. Он снова остался один. Скучал за всеми, особенно за младшей, хоть они и общались ежедневно по Фейсбуку. Потом у  него началась бессонница, потом неожиданно стало болеть сердце. Любопытно, что на первый взгляд этот мужчина производил впечатление человека «обыкновенного», даже простецкого, не принадлежавшего к категории людей «ранимых, с повышенной чувствительностью».

– У меня сердце стало болеть так, что я не сомневался, мне пиз..ц, – рассказывал он. – Пошёл к кардиологу. Сделали все тесты, – ничего не обнаружили. Сказали: «Парень, у тебя сердце здоровее, чем у быка». Выписали таблетки от депрессии. Но и таблетки мне не помогали. Я ни с кем не хотел видеться, меня даже стали посещать грязные мысли покончить с собой. К счастью, помогли друзья: они тащили меня и на шашлыки, и на рыбалку, и в кафе, звонили каждый день. Короче, выкарабкался.