Нью-йоркская Кармен

Джеффри, не только отвечающий за питание студентов, но и по совместительству выполняющий некоторые обязанности завхоза, прошелся по пустым коридорам, прикрывая двери классов. Подобрал талесы, небрежно брошенные на стулья и съехавшие на пол. Все чаще он поглядывал на часы, словно спешил куда-то или кого-то ждал. Хотя порядок, в общем-то, наведен, и можно спокойно отправляться домой. Но Джеффри почему-то не уходил.
Возле книжного шкафа что-то заставило его остановиться. Нет, не книги привлекли внимание повара иешивы, не буквы древнего иврита. И вовсе не собирался он сейчас читать комментарии к Торе, хоть, может, там и таятся ответы относительно будущего Джеффа. Не книги заставили его застыть у того шкафа, не книги.
Замерев, смотрел он на свое отражение в стекле дверцы. Свет с улицы проникал через окна косыми лучами заката, и в силу какого-то сложного эффекта преломления лучей отражение в стекле получалось объемным, как на голограмме. Джефф, как бы став призраком, уходил внутрь, в четвертое измерение пространства, между стеклом и книгами, и сквозь этот призрак в ермолке и с всклокоченной бородой просвечивали золотистые древние буквы. Но стоило чуть-чуть изменить угол, отражение пропадало и на стекле был виден лишь слой пыли. Жутковатый холодок пронизал Джеффа. Настоящий дух с того света! Зачем он сюда сейчас явился?..
Словно очнувшись, Джефф посмотрел на часы и полез в карман за мобильником. Пальцы в поисках нужного номера стали подрагивать. Нетерпение, даже злость почувствовал он. Вдруг — непонятно отчего — начал сильно дергать свою бороду. Найдя наконец нужный номер, надавил кнопку. На звонок его, однако, никто не ответил.
— Дерь-мо! Fuck! — произнес он сипловатым голосом ругательства, вовсе не приличествующие месту для изучения иудаизма.
«Давай, Джефф, давай! Каждый день нарезай здесь хлеб, мой посуду, подметай полы. Почему я должен это делать, почему?! Когда-то в концертных залах мне аплодировали тысячи зрителей, подносили цветы. Джеффри Гордон — восходящая звезда с редким колоратурным сопрано, гордость семьи! И кто я теперь? Безголосый, всеми презираемый повар! Завхоз без настоящего и без будущего. Почему я должен унижаться перед ребе, притворяться, изображая из себя ревнивого хасида? Получать жалкие подачки от синагоги и за это быть благодарным Богу? Барух ашем? Fuck you!..»
Лицо его пошло пятнами. Он перемещался из комнаты в комнату, хлопая дверьми, обрушивая ругательства, обращенные неизвестно к кому. С прикуренной сигаретой спустился по лестнице в туалет, но бросил сигарету в писсуар и так, с расстегнутой ширинкой, вышел, не отлив ни капли.

Facebooktwitter