Нью-йоркская Кармен

Прикурив, вкусно затянулась, проглотив дым. Да, все люди разные: одному нужно уколоться и молча блаженствовать. А вот ей после кокаина нужно обязательно закурить и говорить. Она расхаживала по кухне, зачем-то поднимала крышки кастрюль, переворачивала черпаки.
— Я ненавижу, ненавижу его и все его кино! Он хочет реально превратить меня в Кармен. Он, по-моему, забыл мое настоящее имя. Ты не представляешь себе, что он заставляет меня выделывать: ползать в воде между острых камней с каким-то дурацким мешком в руках! Драться ножами! — с этими словами она сняла висящий на крючке длинный кухонный нож и принялась махать им перед собой.
— Что ж ты хочешь, он же режиссер. А все режиссеры немного «ку-ку», — пошутил Джефф.
Стелла уже находилась в коридорчике возле туалета. На стене там висело большое зеркало. Перед зеркалом Стелла выгнула спину и слегка подала вперед плечо. Завела назад напряженные руки. Затем сделала несколько резких взмахов. Да-да, так, именно так. Перед ее мысленным взором возникла сцена из «Эль Сида», где Софи Лорен исполняет фламенко. Великолепная, незабываемая сцена…
Кокаин работал отменно: ничто не могло перебить необычайную легкость, охватившую все естество Стеллы.
— Та-та-ра-та…, — Стелла шла по центру зала, напевая мелодию держа над головой дуршлаг, как шляпу. Вдруг покачнулась, в голове у нее что-то перемкнуло:
— А-а! — и полетела на пол. — Видишь, какие муки мне приходится терпеть, — пожаловалась она, вставая и поглаживая бедро. Сунула пальцы в прорезь скрытого карманчика сарафана и извлекла оттуда несколько целлофановых пакетиков с порошком, дабы убедиться, что они целы.
Джефф с жадностью взглянул на эти пакетики.
— Десять баксов за каждый, — промурлыкала Стелла, потрусив, как колокольцами, пакетиками над его головой…
— У меня никогда не было мужчин, вернее, я имела их столько, сколько зернышек в этих консервных банках с кукурузой. Но я не помню ни их лиц, ни имен. Я никого не любила, понимаешь, никого никогда не любила, даже своего бывшего мужа. Но этот черт хочет моей любви! — она вытерла слезу. — Я мучаюсь ужасной бессонницей. Прихожу на уборку и запираюсь в ванной, якобы там что-то мою, а на самом деле сажусь на тазики с грязным бельем, чтобы хоть чуточку поспать.
Она плюхнулась в кресло, снова закурила.
— Будто я не знаю, чем все закончится. Он мной попользуется, а потом бросит. Что тогда у меня останется в жизни? У меня же больше ничего нет, кроме этих съемок. Что вообще у меня было хорошего в жизни? В семье меня никогда не любили. Для родителей я была как мусор, они были помешаны на моем младшем брате Ромке.
Джеффри как будто внимательно слушал, но часто закрывал глаза, и зажженная сигарета выпадала из его пальцев.
За окнами уже серело. А в кухне было по-прежнему светло от ламп.

Facebooktwitter